– Барровская, – сжалилась суровая дежурная. – Ее фамилия Бар-ров-ска-я, – повторила она по слогам.

Всю дорогу до штаб-квартиры Лайма на все лады повторяла звучную бабкину фамилию и никак не могла понять, чем же она ей не нравится, что в ней настораживает. Корнеев, не отрываясь от монитора, на котором мелькали, сменяя друг друга, разноцветные таблицы, предложил ей сходить на кухню и самой за собой поухаживать. Ну, может, заодно, если это не унизит ее авторитет руководителя, сварить и подчиненному чашечку кофе.

– Не сбивай меня с мысли, – сказала Лайма. – Дай-ка лучше бумагу и ручку, тогда получишь кофе.

Корнеев, по-прежнему глядя в компьютер, протянул ей стандартный белый лист и сувенирную шариковую ручку уже лет пять не существующего банка. Лайма повертела ее в руках, хмыкнула и отправилась кипятить воду.

На кухне нечистоплотный Корнеев устроил настоящий свинюшник. Лайма махнула рукой на его бесчинства, села на край загроможденного стола, рукой сдвинув грязную посуду к середине и освободив себе достаточно места, чтобы положить лист бумаги. На листе тут же проступили жирные пятна, но сейчас и это ей было все равно. Она начала медленно писать: Барровская, Бар-ров-ская, Барров-ская, Барровс-кая... Фамилия была, с одной стороны, богатая, благозвучная. С другой стороны, в ней чувствовалась некая искусственность. Польская? Нет, тяжеловата для изысканных поляков. Хотя, опять же – Брыльская... Вообще-то похожа на фамилии, которые в России переделывали иностранцам из итальянских, немецких, голландских. Барро... Барро? Дедушка был француз? Бельгиец, как Пуаро?

Нет, что-то не получалось. Закипела вода в чайнике, Лайма ненадолго оторвалась от дела, а потом снова припала к листу. Барров? Чешские корни? Барров, Барро, Барр...Что – Барр? При чем тут Барр? Стоп!

Лайма даже перестала дышать – Барр, да, Барр, Сандра Барр. То есть наоборот – красивую длинную фамилию сократили до привычного американского формата? Лайма помнила, что на вручении «Оскара» Сандру называли стопроцентной американкой. Действительно странно, что может связывать звезду Голливуда с неизвестной московской старушкой? Фамильные корни...

Старушку ударили по голове в переулке возле офиса Абражникова. В то самое время, когда сыщика убили. Вряд ли это совпадение. Пройдя в комнату, Лайма решительно сказала:

– Мне нужна оперативная помощь.

– Я весь внимание, – отрапортовал Корнеев, продолжая следить глазами за тем, что бегало у него по экрану.

– Нужен домашний адрес Елизаветы Игнатьевны Барровской.

– Москвичка?

– Я почти уверена, что прописана она в Москве.

– Возраст?

– 70–75 лет, но это весьма приблизительно.

– Вступаю на скользкий путь, – заявил Корнеев, радостно потирая руки. – До безумия люблю вычислять людей.

Через двадцать минут он развернулся к Лайме и протянул ей распечатанный лист:

– Ваша мадам!

– Ты уверен?

– Абсолютно. Барровских немного, но есть, а вот такого редкого сочетания всех трех составляющих в мировой паутине больше не встретилось.

– При чем тут паутина, небось все из этих ворованных баз, – проявила осведомленность Лайма.

– Ну, не только, есть и цивилизованные каналы информации. Правда, не всем доступные.

Да, было похоже, что адрес найден.

– Слушай, ты можешь выяснить, там кто-то еще прописан?

– Зачем тебе это? – поинтересовался Корнеев.

– Потом скажу.

Через некоторое время Корнеев подал голос:

– Все чисто, Елизавета Игнатьевна прописана в квартире одна.

– Отлично, – обрадовалась Лайма. – А теперь сделай еще один запросик: связывает ли что-нибудь людей с фамилией Барровский или Барровская с людьми по фамилии Барр?

Корнеев присвистнул:

– Вот оно как! Думаешь, горячо?

– Пока – тепло, а вот ты попробуй найти что-нибудь, тогда посмотрим, насколько это горячо или холодно.

– Только имей в виду, процесс не быстрый, это не запросик, тут знаешь, пласты придется лопатить!

– А где у нас Медведь?

– Пошел за бутербродами.

– Понятно, – съехидничала Лайма. – Все припасы змеи съели.

Корнеев не понял и удивленно спросил:

– Какие змеи?

– Которые у вас на кухне от грязи развелись.

Медведь, притащивший целый мешок снеди, в отличие от Корнеева, застеснялся учиненного безобразия.

– Я посуду обязательно вымою, – пообещал он. – Только перекушу чего-нибудь, а то в животе урчит.

В животе у него действительно урчало – как в большом чане, где бродят дрожжи. Он стеснялся этого и оберегающим жестом клал на подреберье огромную ручищу.

– Слушай, – заговорщическим тоном начала Лайма, как только первый кусок хлеба отправился Медведю в рот. – Есть одна догадка относительно нашей американской птички, но ее надо проверить. Как ты? Согласишься рискнуть? Нужны материальные доказательства новой версии. Если я, конечно, не ошибаюсь. Да нет, конечно, я не ошибаюсь!

– Что за версия? – поинтересовался Медведь.

– Понимаешь, бабулька, которую я вчера нашла рядом с офисом Абражникова, носит гордую фамилию Барровская, и фамилия Сандры, похоже, всего лишь ее американизированный вариант.

– Я бы сразу догадался, – сказал бесхитростный Медведь. – Это ж совершенно ясно: Барр – Барровская. Есть связь.

Лайма теперь и сама не понимала, как она не заметила сходства сразу!

– У меня был нервный стресс, – напомнила она на всякий случай. – Я вчера едва не съехала по гладкому столу прямо на мертвое тело. Ты бы после такого происшествия тоже стал плохо соображать.

Медведь застеснялся. Ему казалось, что страховать Корнеева возле офиса Абражникова должен был именно он. То, что пришлось пережить Лайме, легло тяжким грузом на его нежную совесть.

– Так что ты предлагаешь? – наконец спросил он с любопытством.

Его любопытство всегда казалось детским и очень заразительным. Хотелось немедленно поделиться с ним всем на свете.

– Предлагаю абсолютно противоправную, но жизненно необходимую вещь. Бабулька – в больнице и в ближайшие день-два точно домой не попадет. Официально там никто, кроме нее, не проживает. Сдача внаем маловероятна – квартира однокомнатная. Надо только иметь в виду соседей или нежданно нагрянувших в гости родственников. Но ведь ночью родственники вряд ли явятся, так?

Медведь задумчиво потер гладкий, как у младенца, подбородок. В отличие от Корнеева, любившего щегольнуть трехдневной щетиной, он практически всегда брился до состояния очищенной картофелины.

– Так-то оно так. Короче, ты хочешь, чтобы я забрался в чужую квартиру?

– Ближайшей же ночью. Только надо проверить, не стоит ли квартира на сигнализации.

– Это ерунда, проверим. А вот ключи? Ключи у тебя есть? Хотя, конечно, сотруднику ФАСБ, наверное, можно и ногой дверь вышибить. Но вдруг она железная? Отмычки нужны, информация по соседям.

– Не нужны отмычки, – покачала головой Лайма. – У меня бабуськина сумка осталась, а в ней – ключи. Только их там что-то многовато, так что тебе придется разбираться на месте. Ладно, готовься пока морально. Пойду потревожу нашего электронного гения.

Корнеев с поставленной задачей справился на удивление быстро, доложив, что на охране в милиции названная квартира не стоит. Лайма по традиции о методах добывания информации у него не спрашивала. И так было ясно, что он вламывается, куда не положено нос совать, и при этом ни в чем себе не отказывает.

– Все нормально, квартира не охраняется, – радостно сообщила Лайма Медведю, который повязал фартук и с остервенением тер тефлоновую сковороду железной мочалкой. – Домывай посуду, и обговорим детали.

Ровно в полночь он подошел к нужному дому и огляделся. Еще горели редкие окна, но время сна уже наступило. Медведь поежился и двинулся к подъезду. Опыта подобных мероприятий он не имел, и даже посоветоваться было не с кем. Раздумывая над тем, как ему экипироваться для индивидуальной операции, он решил, что мужчина в темных одеждах и с шапочкой на голове вызовет гораздо больше подозрений, нежели хорошо одетый, респектабельный и чуть подвыпивший супермен. Таким образом, на дело Медведь отправился в прекрасном летнем костюме английского производства, белой сорочке и строгом галстуке. На ногах красовались отпадные штиблеты, которые простому Медведю посоветовал купить стильный Корнеев.